Сострадание: несовременный атавизм или современная норма?

Есть распространенное мнение, что мораль и нравственность в наше время нивелировались и в нынешнем обществе более, чем, скажем, 30−50 лет назад, царит равнодушие, а нравы грубеют все больше, несмотря на размягчение ума и тела. Действительно ли это так? Давайте посмотрим. У вас

Чертаново. Холодный ноябрьский вечер. Пронзительный ветер в лицо и первые хлопья снега. Ранние сумерки уже в 6 часов. Студеная, в щелях, остановка, продуваемая всеми ветрами, полная уставшего народу. Рабочий люд ждет не дождется запаздывающий где-то транспорт, торопится домой. А на бетонном полу остановки, почти в самой середине, открытыми глазами в небо лежит молодой человек. Прилично одетый, лицо румяное, нежное, прям как у девушки.

Народ стоит, осторожным колечком вокруг человека, чопорно делая вид, что ничего и не замечает, а человек лежит, в самом центре, и вида не делая, что жив или мертв. Просто лежит и, кажись, не дышит. И никто никому не мешает: молодой человек рабочему люду — стоять и что-то злое, упирающееся в остатки совести, думать, и еще больше от чего-то злиться, и уставший народ не мешает молодому человеку лежать на бетонном полу остановки и потихоньку замерзать… Демократия и свобода выбора, однако. У них

В центре Берлина провели простой эксперимент: мужчина средних лет и вполне приличной наружности, прямо на Унтер дер Линден, у всех на виду брякается на землю и «начинает валяться». Сытые бюргеры осторожно крутят ухоженными головами в его сторону, некоторые даже осторожно останавливаются и какое-то время смотрят в сторону бедолаги, словно раздумывают — подойти или пройти, и, сделав над собой нечеловеческое усилие, мерно шпацируют далее.

Минут через десять какая-то старенькая фрау все же приближается к неподвижному объекту в человеческом облике и осторожно трогает его за плечо, пытаясь разузнать, что случилось. Минуту спустя, под любопытные взгляды сытых прохожих, не добившись ответов на свои вопросы, она медленно оставляет мужчину в покое и, что-то бормоча себя под нос, нехотя, удаляется. В последующие двадцать минут мужчина, прямо посередине прекрасной Унтер дер Линден и потока добродетельных сородичей, имеет возможность насладиться покоем и безмятежностью, прикрывшись от любопытных взглядов высоким воротником. У нас

Центр Минска. На площади Независимости скромно одетая девушка делает вид, что ей стало дурно и вытягивается на скамейке, небрежно свесив руку и ноги — посмотрите, плохо мне, а не позагорать я решила. Ровно в пяти метрах от нее компашка таких же тинейджеров в разгаре веселья от встречи друг с дружкой, видят сцену, но никто не решается подойти. Пять минут спустя, они уже обмениваются ремарками в адрес несчастной, взирают с любопытством в ее сторону, показывают пальцами и… громко смеются, словно увидали что-то действительно прикольное.

Мимо неспешно проходят в меру упитанные мужчины в самом расцвете сил, элегантные городские штучки стремительно цокают каблучками, торопятся на обед в кафе или за покупками, играют дети с мороженым в руке и наушниками в ушах. Все любопытно и иногда с легким негодованием крутят головами в сторону тела с задравшейся маечкой на скамейке, но никто не делает отважной попытки к нему приблизиться и спросить, может, нужна какая помощь.

Наконец еще через пять минут какая-то пожилая женщина приближается к несчастной и пытается ее растормошить. Задает какие-то вопросы, наклоняется к лицу, но видя, что та не реагирует, через минуту поспешно удаляется, оставив девушку в том же положении, в котором ее и нашла. Еще пять минут спустя к девушке направляется бомжеватого вида старичок с белой бородой. Снова задает вопросы, трогает за плечо, смотрит в лицо и, видя, что толку от его действий немного, достает мобильник и кому-то звонит (как позже выясняется, пытается вызвать неотложку)…

Вот такое, более-менее, неравнодушие и сострадание в наши дни.

В первом случае вполне приличный молодой человек перебрал спиртного и вырубился на остановке, не дождавшись своего автобуса, а из примерно пятидесяти человек там и еще столько же за это время прошедших совсем рядом, чуть ли не переступивших через тело, ему помог подняться и сесть на скамейку только один, полчаса спустя.

Во втором, как пояснили сами бюргеры, если вы не в маленьком городе или деревне, где вас скорее заметят, вам могут вызвать полицию или скорую, но лично помогать вряд ли будут. Как бы чего не вышло — а вдруг вы заразный или в суд за sexual harassment подадите, а? Уж скорее помогут попавшей под машину собаке или застрявшей на дереве кошке.

В третьем — даже в своем большинстве отзывчивые и неравнодушные белорусы предпочтут пройти мимо, удобно оправдав свое равнодушие тем, что у них нет времени или вы пьяный бомж. Хотя картина в провинции будет несколько иной — там народ посовестливее. Но в городе, подтверждаю, вы сквозь туман в голове, по причине сердечного приступа или сверхдозы алкоголя, скорее увидите милицейские фуражки, которые вас сопроводят до участка, чем добрых людей в белых халатах или предложение от сограждан сопроводить вас домой.

Три года назад у меня так погиб мой сосед В. Замечательный и доброй души человек. Помогал мне забесплатно дрова пилить. Разводил голубей — ну, почти герой того самого фильма «Любовь и голуби». Долговязый и непутевый. Шел из гостей, а по дороге сердце и прихватило. Брякнулся на тротуар, где был, и так до утра и пролежал. Народ, может, и пытался помочь — там всегда людно, даже заполночь, но спиртное придыхание, видно, у народа перевесило в пользу равнодушия и осуждения, а не сострадания — а зачем пьяному помогать, ведь мы все святые, сами-то никогда к бутылке не прикладываемся? Вот и окочурился сосед В., как пес приблудный в морозную ночь.

А я так думаю: не может у сострадания быть этих разных «но» и «а». Не должно оно быть прилизанным и приглаженным, как нам хочется. Вписываться в наши стереотипы и рассуждения. Ты — человек? Так помоги тому самому, которому нужнее всего. А не тому, кому приятнее и выгоднее. Так мне кажется. Просто непутево кажется…